Ну и, конечно, я не могу все это объяснятьгостям. Раньше я пытался что-то им объяснить. Но они тогда говорили, что я ведусебя, как настоящий артист. И это было очень обидно и смешно одновременно. И я,на самом-то деле, не понимаю, при чем тут настоящий артист.
А теперь я даже не пытаюсь нашим гостямничего объяснять. Я просто говорю, что играть не хочу. Когда же они начинаютнастаивать, я говорю, что хочу пойти в туалет. И это всегда – правда. Потомучто, как только первый гость вспоминает про меня и про скрипку, мне сразу жехочется в туалет.
И я иногда думаю, почему мне сразу хочетсяпойти в туалет, когда я играю на скрипке. Почему мне не хочется в туалет, когдая ем мороженое. Мне даже в голову такое не может прийти, когда я ем мороженое.Неужели мне просто не нравится играть на скрипке? Нет, конечно же, мне нравитсяиграть на скрипке. Моя мама права, что это большое счастье, что я учусь игратьна скрипке.
На самом-то деле, это только у меня такоесчастье. Во всем нашем дворе никто не играет на скрипке. И не только наскрипке. У нас никто ни на чем не играет. В то время как я играю, все остальныеребята из нашего двора гуляют. А я даже не знаю, почему у нас никто не играетна скрипке. Может быть, ни у кого в нашем дворе слуха нет? Нет, такое вряд лиможет быть. Наверное, родители других ребят просто не догадались вовремя, что этобольшое счастье, когда ты играешь на скрипке. Вот в этом все дело, наверное.Поэтому все наши ребята и гуляют, пока я учусь играть. Наверное, это только моиродители догадались вовремя, что играть на скрипке – это большое счастье. Ибольшое, огромное удовольствие.
Рододендрон
Я получил двойку по ботанике. Ботанику унас ведет завуч. И вот она недавно вызвала меня отвечать урок про рододендрон.И когда она меня вызывала, она сказала «рододердон». Она всегда говорит «рододердон».И мне всегда хочется засмеяться, когда она так говорит. Но я себя сдерживаю.Потому что я знаю, что если я засмеюсь, то она меня выгонит из школы.
Ботаничка много чего говорит смешно, некак все. Она делает неправильное ударение в слове «Израиль». И само слово этозвучит у нее очень обидно.
Еще обиднее она говорит про американцев. Унас в школе почти все говорят про американцев всегда только плохое. Но уботачички это получается очень смешно. Она проглатывает первую букву в слове«американцы». И у нее получается – «мериканцы». Мой друг Глеб Парамонов часто еепередразнивает и говорит: «Мериканцы с голоду пухнут, а в это время ихмериканский президент пьет кока-колу и играет в гольф». И это всегда бываеточень смешно.
И вот ботаничка вызвала меня отвечать урокпро рододендрон. Я стал рисовать на правой половине доски рододендрон. А кто-тоиз наших уже закончил рисунок на левой половине и стал рассказывать про то, чтоон там нарисовал. Когда он все рассказал, я уже закончил рисовать свойрододендрон.
И тут все произошло очень быстро.Ботаничка наша повернулась ко мне и спросила, о чем я буду рассказывать. И ясказал, что буду рассказывать про рододендрон. Я произнес это слово обычнымобразом. И посмотрел на нее. Она тоже посмотрела на меня и сказала: «Садись,два».
Когда я пришел из школы домой и сообщилмаме, что получил двойку по ботанике, она не могла поверить. Мама стала менярасспрашивать, что я отвечал. И я сказал, что отвечал урок про «рододердон» – ясказал это так, как говорит наша ботаничка. Тут мама попросила меня не кривляться.А я сказал, что я не кривляюсь и что так наша ботаничка говорит. Тогда мамастала выспрашивать у меня все подробности. И в конце концов она сказала, чтоона в это не верит.
Когда мама сказала, что она в это неверит, у меня слезы брызнули из глаз. Они действительно не потекли – я увидел,как они брызнули из глаз. И тогда мама сказала, что я неправильно ее понял.Когда она сказала, что она в это не верит, это не означало, что она не веритмне. Она, конечно же, мне верит. Но ей просто не верится, что такое моглопроизойти.
И я сказал, что это одно и то же – неверить мне или не верить, что такое могло произойти. Но мама мне объяснила, чтокогда люди говорят, что им во что-то не верится, они часто имеют в виду то, чтоим трудно в это поверить. И мама сказала, что она имела в виду то, что ейтрудно поверить, что такое могло произойти. И она добавила, что завтра она пойдетв школу разбираться.
Назавтра мама действительно пошларазбираться в школу. Когда она вернулась домой, я стал у нее спрашивать, чтотам было и как. А мама отвечала что-то очень непонятное.
Потом пришел папа. И мама папе сталачто-то рассказывать тихо. Но я все-таки услышал, что мама спросила нашегозавуча: «А почему вы на меня кричите?» В конце концов мама сказала папе, чтонаша завуч – дура. А папа добавил, что дура – это еще ничего. Хуже всего то,что она – стерва и кагэбэшница. И мама посмотрела на меня испуганно. Ипоскольку она поняла, что я это слышал, она сказала папе: «Зачем тыупотребляешь такие грубые слова?» Но папа ничего ей не отвечал и смотрел встенку. «Зачем ты говоришь все это при ребенке?» – добавила мама.
И тут папа стал говорить маме уже так, чтоя все слышал. Он сказал, что ботаничка наша выживает Марию Львовну из школы иуже давно бы ее съела, если бы не директор. И мама опять сказала папе: «Зачем