А Боб между тем взял себя в руки. Когда всезакончится, он не выбросит этого мальчика на улицу, как щенка, он вознаградитего по-царски. Денег, положим, я ему не дам, – думал Боб, – и не потому, чтожалко, а потому, что это изменит ход его – моей – истории. Я расскажу ему все,что с ним будет дальше, – вот настоящий подарок. Он будет молодой человек,вооруженный знанием о том, как правильно вести дневники, соблюдать договоры ивсю жизнь прожить с одной женщиной. И Боб решительно встал с кровати.
Или проще, – думал Костя, – у них естьдочь-даун, они ее пока не показывают. Или просто очень страшная. Хотят устроитьсудьбу дочери... Нет, плохо. Может, она хочет, чтоб я его убрал, стариканаэтого? (Боб шел по коридору.) Или наоборот. Или вот! Старик – гомосек! (Бобприближался к кухне.) Или самому вселиться и ускорить развязку... Нет! Вот какбудто правдоподобнее всего! Увлекшись, Костя не глядя вытер руки, вышел изтуалета, будто его вели за веревочку, свернул вправо по коридору и, ничеговокруг себя не замечая, машинально снял куртку с вешалки, открыл дверь и сталспускаться по лестнице.
Вот как надо! – ликовал Костя. – Пока ятерялся в догадках – дочь? секс? отцовские чувства? – старик раскололся. Онстоял передо мной на коленях, я еле его поднял, он стоял и лепетал, что женаего – вампир, ее покусали еще в ранней юности, но благодаря врожденнойпорядочности ( Костя вышел на улицу, и не придержанная им дверь хлопнула навесь дом), – благодаря врожденной... врожденной порядочности и тому, все-таки,что она его очень любила, самого его она не тронула. Да, не тронула! (Костязавернул за угол.) Всю жизнь устраивались, добывали донорскую кровь, движимыеодной заповедью: не навреди, похорони в себе, не неси дальше. И вотзамороженные запасы подходят к концу, связи с «Красным Крестом» утеряны,совесть не позволяет на старости лет сеять болезнь и несчастье... (Костяосклабился, переходя дорогу, – знаем мы эту совесть, старый дурак сомневается,что они еще в силах кого-нибудь догнать и скрутить, – но тут же и содрогнулся,осознав, в какой смертельной опасности находился все это время, – нет, он неправ,врожденная порядочность все-таки чего-нибудь да стоит). Молодой человек,помогите нам! Старик опять плюхнулся на колени. Чего вам стоит, здоровому,сильному, два стакана крови в месяц! Поймите, в полнолуние я просто не смогу сней совладать, это невозможно! Не ради нас (я бы отдал всю кровь по капле, да яее почти уж и отдал, но эта ли кровь способна держать ее в узде!) – подумайте осемьях, о судьбах... Оставалось приготовить им достойный конец (должностьсанитаров при травмопункте?), как вдруг пошел дождь, и от первых же капельКостя опомнился – дело не в том, с ужасом вспомнил Костя, хороша эта историяили плоха, а в том, что нести ее больше некуда.
И хотя, по логике, должен был замедлитьшаг, вместо этого почти побежал, чтобы попасть в ногу собственным мыслям. Онизамуровали дверь в его комнату, какого еще ему надо приглашения убираться?Идиот! Идиот! С кем он собрался играть?! (А пропадает такая история!) И,немного поколебавшись, пошел ночевать к Мише с Машей, хотя там собираласьсовершенно чуждая ему компания – все они были серьезные торчки, и ему казалось,что при его появлении они специально переставали говорить о главном, какдекабристы с приходом веселого Пушкина. Чтоб их не стеснять, чтоб самому нестесняться своей непродвинутости (он даже и не пил почти никогда), он быстроушел спать, но спать не мог, а все вспоминал, как когда-то было хорошо и какмоментально испортилось.
Поздний вечер, всё как обычно, народ накухне, Леша варит в кастрюльке яйца по числу участников, Вера подшиваетподкладку, Бобсик читает справочник «Банковская и финансовая терминология».Глядя в кастрюльку, Леша медленно говорит:
– Вера сходила к врачу, и ей велели сделатьбиопсию. На всякий случай.
Боб поднимает от справочника голову. «Нашигости» – друзья и знакомые, всегда прибивающиеся к огоньку – в паникепереглядываются. Додик соображает первым и с облегчением разражается хохотом:это же уже история! Не поверю – и ничего не будет. Оценив реакцию, Лешапродолжает, все больше входя во вкус:
– Результаты биопсии – через неделю. Всюнеделю моя жена делает последние приготовления, звонит разным людям, жалуетсяна преждевременную кончину и несостоявшуюся жизнь в искусстве, среди прочих –Храпункову, который возьми да и скажи: «Завтра же привози свои работы ко мне вклуб. Я расчищу место, это будет вселенский оргазм». Очень хорошо. Ну, назавтраона была занята, тем более что так, с бухты-барахты, эти вещи не делаются –работы надо отобрать, подготовить, уж даже не скажу – слепить. Так пробежалаеще пара дней, а там и результаты пришли. Все чисто, не о чем было иволноваться. И вот прошло уже недели три, звонит весьма недовольный Храпунков иговорит: «Ты что, надо мной издеваешься? У меня люди сидят среди постаментов,все спрашивают: ”У вас что, ремонт?”. Пока я всем отвечаю, что сменаэкспозиции, но ты пошевеливайся все-таки, я из-за тебя четыре столика вынес». АВера ему отвечает: «Спасибо, Сев, мне уже не надо».
Сквозь всеобщий хохот прорывается Веринвизг:
– Неправда! Ты врешь! Какой врач?! Какаябиопсия?! Не верьте ему, он все врет! Это что, Храпунков про меня такие сплетнираспространяет? Раз так, передай этому негодяю, чтоб и не ждал, – пустьрасставит шахматы и кактусы!
– Вторая, – невозмутимо продолжает Леша,помешивая яйца. – Жуткая авиакатастрофа. Погибают все. В том числе один