Страницы Миллбурнского клуба, 5 - Страница 57

Он сел на скамейку, и ему стало страшней, чем много лет назад, когда онподписывал фальшивые документы, приготовленные адвокатом, но, как и тогда, онпревозмог себя. «Доступ закрыт», – старомодным металлическим голосом объявилакнижка. Еще бы! Конечно, доступ закрыт! Безусловно, было бы много удобней, еслибы книжка открылась по первому зову, но – и тут вместо разочарования он испыталприлив гордости, как железобетонно он все тогда организовал, да, он мог поправу рассчитывать, что эта книжка так просто не выдаст чужих секретов, непольстится на первый попавшийся голос человека взволнованного, слегкапростуженного, всю ночь не спавшего в поезде и... что еще? – небритого. Онпровел рукой по щеке. Действительно, все это придется устранить, прежде чемкнижка его узнает. Он попробовал еще пару раз, уже из какой-то бесшабашнойвеселости (успех был бы даже слегка оскорбителен), потом встал и направился кавтомату. Как ни хотелось ему избежать – навсегда избежать – контактов состарыми знакомыми, надо было найти место, где он сможет привести себя впорядок.

Он стал впадать в уныние не раньше, чемчерез месяц. К этому времени он оценил всю непосильность задачи: потасканный,без копейки денег, кочующий от знакомых к знакомым, он должен заговоритьголосом, которым говорил, когда был молод и счастлив. Счастлив? Ну, неважно,как это сформулировать, но во всяком случае, он был полон сил, энергии...Энергии? Ну что придираться к словам! Какая разница, понятно же, о чем идетречь.

Он останавливался у совершенно маргинальныхлюдей, которые почти не скрывали удивления, что он обратился именно к ним. Ккому ему было идти? К Леше? Он не встречался ни с кем из старой компании. Емупретила мысль, что когда он, наконец, откроет книжку, узнает номер счета ивозьмет свои деньги – действительно, без дураков, большие деньги, – ему претиламысль объясняться тогда со старыми друзьями, что же, собственно, произошло. Онни перед кем не хотел отчитываться, особенно перед Лешей. Этим – чужим,посторонним людям – он мог ничего не объяснять, он мог сунуть им что-нибудь взубы за постой, проявив небрежную щедрость, и навсегда забыть о том, как звонилим в дверь, жалкий, вонючий, охреневший от уличных шашлыков. А между тем он всеотчетливее понимал, что встреча с друзьями неизбежна. Кто знает, насколькостарое окружение способствует восстановлению юного голоса, но, во всякомслучае, этой возможностью не следует пренебрегать.

В последнее время ему вообще сталоказаться, что он должен сесть и методично, минута за минутой, вспомнить день,когда его внесло в квартиру на волне счастливого возбуждения. Он нес домойтолько что купленную электронную книжку, чтобы записать свой голос, магическийсим-сим, и почти не верил, что завтра – уже завтра! – он принесет эту книжку кадвокату, и там какой-то человек, десятое лицо от третьих лиц, вдунет в нее жизнь,сообщит драгоценную память. Правда, по условиям договора книжку надо будет тутже закрыть и – временно – оставить на хранение в адвокатской конторе, а самому– тоже временно – лечь на дно; но в том-то и дело, что тогда он ни во что этопочти не верил и был свободен и счастлив (тогда – точно счастлив) сознанием,что, наконец, сделал что-то реальное; что он никогда еще не подходил такблизко; что, конечно, завтра (уже завтра) все это окажется полной фигней, влучшем случае – розыгрышем, в худшем – подставой, и из всего из этого надобудет еще выпутываться, разгребая неприятности, но ко всему этому он был готов:ничего страшного! зато он действует! он полон сил и энергии, не выгорит здесь –выгорит где-нибудь еще!

Надо было подробно вспомнить тот день – какминимум, для того, чтобы исключить фоновые шумы. Может быть, он записывал голосна кухне – льется вода из крана, шипит масло на сковородке, и, крадучись, соспины подходит Вера и говорит... Стоп! Веру сюда, Веру! Вдруг она действительночто-нибудь сказала, и голос ее, на заднем плане, нечаянно сделался неотъемлемойчастью кода?!

К тому времени, как он решился добыть Веру,он вообще отрезвился и понял, что нахрапом этого дела не возьмешь. Иногда егопосещали губительные мысли о том, что он напрасно прожил столько лет суверенностью в завтрашнем дне – нет, книжка-то, конечно, рано или позднооткроется, куда она денется, и в этом смысле завтрашний день ему обеспечен, ноесли б он не жил так временно и так небрежно, ничего не создавая, он давно быуже достиг цели. Когда строишь, надо строить на века, запоздало понимал он. Неиз трусости и расчета, что, возможно, здесь и придется умереть, не длястраховки – а вдруг ничего другого мне не дано? – нет, это низменныесоображения и с ними далеко не уедешь. Строить надо на века, потому что, строя,строишь прежде всего самого себя, а он себя запустил и зиял теперь выбитымиокнами и ободранными боками, хоть возвращайся обратно в Сословецк, нанимайсяназад на работу и колдуй над книжкой по ночам, не засиживаясь допоздна, чтобыне проспать: уволят.

С помощью одного из знакомых он нашелработу, препаршивейшую, но с вариантами (которыми раньше пренебрег бы, нотеперь хватался за всякую попытку искусственно взбодрить и отвлечь себя,называя это «строительством»), и наудачу отправился в ту старую квартиру, гдекогда-то жил – искушала неопределенная идея следственного эксперимента по местузаписи голоса. Все та же старушка, ничуть не изменившаяся, жила там и срадостью, доходящей почти до слез, согласилась немедленно съехать к племянницев пригород и сдать ему опять эту квартиру, и когда он рассмотрел квартируполучше, то понял ее радость и недоверие и слезы. Но ему это, конечно, было все