Плохо, плохо у нашего начальственного братаполучается исполнение долга и даже присяги в самых простых, что называется,проявлениях. Чтобы без геройства, а по малостям. Не бежать перед шеренгой наверную смерть, пусть даже со знаменем, не гарцевать поперек строя, подставляягордый профиль стрелкам неприятельским, а сидеть за штабным столом с утра до утраи вести обыкновенную работу. Вестовых принимать и выслушивать, писать обратныедепеши с ответом по каждому пункту, в трубу смотреть подзорную, хоть и не видноничего, а все ж для собственного и остального приближенного офицерствауспокоения. И в ночь перед баталией, добавлю, составлять диспозицию, да недурацки подробную, и не шаляй-валяй какой, а разумную, без излишних процедур, ипростому солдату понятную.
Вот и весь сказ – никаких чудес, а родноеотечество в дамках. Доносят, правда, что чудесил больше всех наш корольсверхгениальный, цельной Европы победитель и огнедышащее страшилищемногоглавое, до обсеру наших славных союзничков испужавшее. Только сам же себяв дурочку и загнал. То он с одной стороны появляется, то с другой, то во флангвсею силой упирается, то гренадер в обход посылает, то конницу туда-сюда пооврагам водит. Удивительный, скажу я, феатр. И кончилось-то все, как иположено, по-феатральному, когда сам потсдамский гений общеизвестный,Александров и Цезарев, вестимо, младший ненамного брат, в своих перестроенияхзапутался и кувырком перемариновался. Получился бах-трах и громкий фук. Рокотцарский, да побег татарский. Полный полевой разгром и невиданное изничтожениемаленьких кочерыжкиных. Пушечки все полированные побросали и разбежались нежнохваленые прусские солдатики, двадцать лет муштрованные, атаке с ходумногократно обученные и любого неприятеля, кроме нашего брата-русака, двоенаждыпобивавшие. Ура, ура! Славься, славься! Ну а после этого начался великий позор– уже, исполать вам на все стороны, наш собственный, родимей родимого, скажубольше – исконный.
Поначалу, видать, и не поняли, чтокороль-то бежал в одном исподнем, готовились к продолжению баталии. Ближе кночи и особливо наутро разъяснилось – победа незнаемая, враг остался без штанови артиллерии, к сопротивлению непригоден. Вот тут-то сели в кружок и сталидумать глубокую думу. Куда идти – то ли на запад, брать ихнюю столицу и свойной оканчивать, то ли подождать союзного друга-австрийца, дабы все вышло безобид, а, насупротив, в великом дружелюбном согласии. А друг-то пишет реляциюдлинную, с завитками да финтифлюшками, – не пойду к тебе, милок, далеко дабоязно, приходи ко мне сам в силезскую мою возлюбленную местность, ради которойвы только что кровь пролили, и помоги мне в ней обстоятельно на постой встать.Поскольку, видать, мы Пруссию не одолевать собираемся, а по кусочкам еерастаскивать. И война нам бесславная никакого урона пока не наносит – ведь энтовы за нас воюете, а мы репку хряпаем да жар загребаем.
Ну, наш брат вежливо в ответ – извольтемнение ваше переменить и срочно выступать в указанном азимуте, ибо имеемраненых без счета, а гужевого транспорта кот наплакал. Подпись: ждубестрепетно, вся твоя Маруся. И так цельная неделя проходит в высокихдискуссиях, потом другая… Вестовые уже тропку между армиями в коренной шляхрастоптали, но двигаться никто не желает. Зато удивительно сладкие пишут в обестороны грамоты: одна другой куртуазней и заковыристее. Потихоньку больных всехподсчитали да раненых. И известия пришли дополнительные через месячишко-другой.Король-то, проныра, вместо того, чтобы голову пеплом обсыпать и слезные просьбыслать о милости и почетном ремизе, в три счета новые войска подсобрал и ровнопостроил, да еще из старых к нему кое-кто прибился. Посему стоит знатныйворотила ныне по-прежнему ухватисто, защищает свой головной город Берлин свеликою ратью. Поневоле занедужишь, задумаешься. Одно дело – держаться крепко,когда враг наваливает на упертый фланг и по холмистой полоске, через овраги дазасеки, а совсем другое – в незнаемой местности против короля маневрировать даловко хвост подбирать, не то защемят.
Легким дуновением ушло остатнее лето – иподобно первым двум генеральским раскорякам, наш великий победитель тем жемакаром побрел, откуда пришел. С гордостью, да без профиту. Печку топить дачужие раны зализывать. А имперцы, в верности вечной, душераздирающей, на кровизамешенной, троекратно поклявшиеся, так с места и не сдвинулись. Но кружевныхдепеш написали агромадную кипу – будет чем зад подтирать на зимних квартирах. Иостались мы со славой, но подпорченной, с победой, да не урожайной. И к чемутакая война знатная? И союзники чрезмерно знаменитые? Воевать, братцы мои, надоне за них, а за себя, и только, крамолу скажу, по страшной и неизбывной нужде.Уж больно затратная вещь, война эта.
Спрашивается: чего мы от короля хотим?Непонятно. Наказать за нарушение крестного целования – оно прекрасно, но толькокоролей не другие короли наказывают, а Господь Бог. Читайте Писание, там эторазъяснено преподробнейше. У нашей же матушки да ее многомудрых советников свойнарод есть – вот пусть они его пестуют, жалеют. От того, слышь, и польза можетвыйти, и самое прямое Божье благоволение. Свят-свят, никто меня не слышал, не