Страницы Миллбурнского клуба, 5 - Страница 26

видел, вот написал кое-что черным по белому, тут же пересмотрел, а потом и виной раз перечитал, так боязно – до животной жути. Вычеркнул троекратно, но вмысли самой не раскаиваюсь, Господи помилуй!

И после такой суммации только одно могудобавить: аминь. Прямо перед образом. Спаси и пронеси. Все, пошел ВасилийГаврилович спать-почивать, видеть сны о пришествии жаркой весны. Камзол настуле, а свечку задули. Ночь жгуча, как тот арап, раздается громкий храп.

22. Дозорные

Караульные кирасиры Третьего кирасирского ЕеИмператорского Величества полка Куликов Яков и Кузнецов Семен собирались ночьюв близлежащую деревеньку – разжиться, или, как говорил Яков, маленько пощупатьпруссака. Дело это было строжайше запрещено, да не одним, а целой вереницейгромогласных приказов, но, по утверждению Якова, не содержало совершенноникакой опасности. Верилось ему тем паче, поскольку, во-первых, имелся у негоздесь кое-какой опыт, а во-вторых, добыча, что называется, шла прямо в руки.

Недели с три тому назад Яков, бедоваяголова, уже успел поживиться точно в такой же деревушке, зайдя чуть не присвете дня в стоявший на окраине дом и унеся с полки над камином заводные часы сбоем и еще два-три полновесных предмета из желтоватого металла, которыепредусмотрительно завернул в свежесодранную коричневую занавеску. ДействовалЯков споро, и никто ему в доме не встретился до тех пор, пока он не собралсяретироваться, но он и тут не растерялся, а грозно потряс походным тесаком передлицом обомлевшей пожилой пруссачки и быстро поспешил в направлении армейскогообоза, который стоял в небольшом леске сразу за деревенским пастбищем. Там онвыгодно продал свою добычу какому-то интенданту и даже не пропил все полученныеденьги, а отдал половину на сохранение полковому казначею, сказав, что се естьостаток от последнего жалования. Надеялся опосля истратить их чуть повыгоднее,особливо если они опять зайдут в богатый город и можно будет сходно прикупитькакой отважный трофей.

Семен страшно завидовал, но согласия покане выказывал. «Сейчас, – думал он, – скажу: ладно, пойду, прикрою, только ты всесам сделаешь, а деньги поровну». Однако Куликова слегка побаивался, оттого имолчал в некоторой нерешительности, которую умный сослуживец принимал зажестокий торг с многократным повышением ставок.

– У кажного унтера – вот такая телега, –горячился Яков, – а всё тащат и тащат. – Что ж нам отставать? Я десять годочковуже в беспримерной службе без всякого взыскания, и малости еще никакой не сберег.А как случится, упаси Господи, увечье какое, или война закончится? Опять накопейку жить до самой старости. Зазря в могилу нищими сойдем. Локти до костейискусаем, а поздно будет. Нам в такие изобильные места более никогда не прийти,особенно если без надзора.

И ведь было чем, давно успели солдатызаметить, здесь разжиться, большим достатком лоснились тутошние земли,роскошеством явственным, никем из них не виденным, даже стариком Мезенцевым,который служил уже без малого тридцать лет и от костра слушал яростноеперешептывание Семена с Яковом, отошедших в сторону якобы по нужде. Но ближепока не подбирался, поскольку тоже еще никакого решения принять не мог.

– Да вот, если не хочешь, я Ивана возьму, –раздавалось из-под ближайшей сосны. – Посмотри на него, едва шевелится, скорона покой – небось, последний поход, а много он нажил?

Тут Мезенцев поежился.

– А если, не дай бог, придерется кто приотставке и не дадут беспорочную, то пенсия-то будет с гулькин нос.

Мезенцеву страсть как захотелосьпопеременно прочистить обе ноздри, но он сдержался и продолжал слушать. Однакоздесь кирасиры и вправду начали обильно мочиться на богатую прусскую почву.

– Ты чё, – продолжал между тем Яков. –Чтобы так еще раз выпало? Сам пришел, объявился, да когда, (как) кроме нас, начасах никого не было. Дескать, желаю, чтобы казенные деньги были поставлены подохрану, о чем господина офицера Ее Величества почтеннейше прошу. Имею о нихпопечение по прежней должности, кою продолжаю исполнять при новой власти,согласно чему присягу торжественную имел уже честь принести. Посему желаювверить себя заботе победоносных войск. Дом мой находится там-то и там-то, и несоблаговолит ли господин офицер установить при нем небольшой караул, содержаниекоторого, разумеется, я готов взять на себя?

– Доктор ему складно переводил, я всезапомнил. А господин поручик в ответ: дескать, от имени Ее Величества премногоблагодарен за вашу изрядную службу, но солдат выделить, в соответствии суставом полевым и походным, не могу. Искренне сожалею, но прошу понять. О чем,впрочем, вы вовсе не беспокойтесь, поскольку именным Ее Величества рескриптом,а также сиятельным вышестоящим командованием приказано всем солдатам вести себядоблестно – и ни в коем случае, а также никогда. И вижу я, просто связыватьсяему не хочется с этой вошью акцизной – еще отвечать, если пропадет что. Темпаче, нам сниматься через день-два, а деньги, если под охрану взять, топередавать придется при свидетелях, морока изрядная, а что потом этот мытарьвыдумает, какую ябеду сочинит, никому неизвестно.

– В общем, так: не хочешь, Семен, –неволить не стану. Сиди, тетеря, считай грош ломаный. Иван-то, небось, неоткажется. Прямо как из наряда в лагерь пойдем, то ружья составим, будто все косну, и мимо палатки – в деревню, тут тропка верная. До утра все состряпаем. Тытолько попробуй нас выдать, я тебе горло перегрызу, вот крест истинный.

«Я сейчас сам подойду, – исступленно думало ту пору Мезенцев, – и скажу: значит, слушай сюда, ребята, без меня – ни