Один за другим русские батальоны бежалимимо нас на старый фланг, туда, откуда в начале битвы их выбили частинаступавшего короля. Бой за Мюльберг – теперь я уже всю оставшуюся жизнь не могзабыть названия крайнего холма – должен был оказаться упорным. Я поднялся ипринялся за работу. Как ни странно, у конопатого Франца все оказалось наготове,и он только успевал подавать мне лоскуты ткани – сначала жирные от масла, потомсухие, опять жирные, и так много раз подряд. Раненые теперь шли с новогофронта, но, на удивление, их было немного. К сожалению, подробно расспроситьрусских солдат я не мог, хотя становилось ясно, что битва, казавшаясяпроигранной, теперь закончится ближе к закату, скорее всего, вничью. Сновапокореженные штыками руки, распотрошенные животы – эти уже не жильцы.
«Теперь понятно, почему королю ни разу неудалось их окончательно разбить», – вдруг сказал я вслух и тут же осекся: словавырвались помимо моей воли, и именно потому, что я ничего не понимал. Почемурусская армия не разбежалась? Что натворили пруссаки, какая ошибка погубила ихпобеду? Тут я заметил, что выстрелы наверху уже заглохли; заметил и то, что,как в самом начале сражения, уже давно перевязываю одни только колотые раны.Сказав санитарам, что ненадолго отлучусь, я, почему-то шатаясь, прошел в однусторону, потом в другую, и вдруг – не верьте тому, кто вам скажет, что на войнене бывает чудес – увидел внизу, шагах в пятидесяти, давешнего русского немца.Он шел неровно, не разбирая дороги, и почему-то держал в руках окровавленноеседло. Опять-таки неожиданно для самого себя я подобрался к нему на достаточноерасстояние и прокричал: «Ради бога, дорогой друг, скажите, что происходит?».
Услышав меня, офицер поднял голову иудивительным образом приосанился. Опустил седло на землю, расправил плечи иприложил руку к краю кивера.
– На нашем фланге полная победа, – как мнепоказалось, не без гордости отозвался он. – Противник отбит с большимипотерями. Мы вышли на исходные позиции и продолжаем преследование. Там дальшепруды и болота, двигаемся с трудом. Да еще дым от этой деревни, никак догоретьне может. Что в центре – непонятно, но, надеюсь, наши остолопы не настолькоглупы, чтобы позволить себе погоню на фланге, пока фронтальная атака еще незакончилась. Честь имею.
Он снова поднял седло. Я благодарно махнулему рукой и потащился назад. Каждый шаг давался мне очень тяжело. Подходя кпалатке, я во второй раз увидел странно смотревших на меня санитаров.Заострившийся, как перышко, Франц вдруг выскользнул из толпы, пятнистые полыего халата уморительно топорщились на ветру. Поскользнувшись, он извилистопокатился по склону, словно дурно пущенный игральный шар, тут же встал, обнялменя за талию и громко зашептал на ухо: «Герр доктор должен немедленно лечь!Все в порядке, больше раненых нет». «Чего ты врешь, мошенник», – хотел былозакричать я и даже непроизвольно поднял руку для оплеухи, но неожиданно понял,что он прав, совершенно прав: надо лечь, и поскорее. И это именно то, что мнесейчас хочется сделать. Немедленно, без отлагательств. Тут я потерял сознание.
20. Радость
– Тю-тю-тю, – напевал сэр Генри какую-тодавнишнюю мелодию, принесенную с еще довоенного бала, – трам-та-рам-та-там.
Скажем здесь, что с музыкальным слухом упочтенного коммерсанта были нелады, и будучи человеком в высшей степениреалистичным, он отдавал себе в том полнейший отчет и обычно воздерживался отвоспроизведения каких-либо песенок, даже с самым примитивным мотивом. Но сейчассэр Генри собой владел не вполне, ибо новости с батальных полей принесли емуприятный сюрприз. Было ясно, что теперь войне конец – мир, скорее всего,заключат еще до холодов. И какой удачный мир! В корне меняющий хитросплетенияторговых путей и вытекающие из этого коммерческие возможности.
«Скорее всего, Россия получит Кенигсберг, атамошний порт, как известно, зимой не встает. Давняя мечта здешних кесарей,между прочим, – незамерзающая гавань на Балтике. Тут нам, питерским сидельцам,опасаться нечего, даже наоборот. Это, в первую очередь, удар по Риге, хотясидеть сложа руки нельзя. Необходимо, конечно, открыть в Ливонии филиал ипопытаться наладить торговлю с западными губерниями империи, особеннобалтийскими, но теперь-то оттуда будет прямая дорога на Киев и даже дальше, кмилым и симпатичным османам. Как говорится, от моря до моря. Нельзя исключить,что Петербург будет частично получать восточные товары из Кенигсберга, особенновесной и осенью. Дороги-то здесь полгода совершенно непроходимы, и это никогдане изменится.
Впрочем, важнее вот что: теперь Россиястанет гораздо ближе к Европе и самими границами, и с точки зрения сугубополитической. Следует ожидать оживления дипломатии, больших посольств, можетбыть, даже конференций, непрерывных приемов, балов, раутов. Значит, будет спросна предметы роскоши. Вообще, после победы цены должны вырасти, поэтомукое-какие товары следует попридержать, не торопиться. Еще вот какой оборот: всвязи с коренным изменением державного баланса петербургское представительствофирмы должно быть повышено в статусе. Надо обязательно упомянуть об этом в