Правда, время от времени Додик, щедрой рукойчерпающий истории из своего богатого опыта общения с людьми – от легкомысленныхторчков до серьезных нарков, от слегка стебанутых до полностью поехавших, –время от времени он обижался. «Надоело, – говорил он, – играйте сами». «Если выбудете так реагировать, я больше не скажу ни слова». «Ну да, – говорил он, –вам надо, чтоб я наступал на больные мозоли». И уходил в гости, к нормальнымлюдям. У него миллион друзей. Однако в этих альтернативах не хватало ключевогокомпонента веселья – там не играли. Это было как комсомольская свадьба иликомсомольские поминки. Беда в том, что он разучился знакомиться и общаться слюдьми без игры. Не умел разобраться без правила двух историй. Что-то они,конечно, рассказывали – анекдоты, афоризмы, эссе – Додика не устраивал размерставки. От этих рассказов они ждали лишь маленькой сиюминутной выгоды –добиться сочувствия, вызвать восхищение, получить подтверждение тому, что, каксами знали, неверно, – ни один из них не стремился бескорыстно выиграть всовершенно бесполезной игре. Что у них в мыслях? Кто они на самом деле? Человекраскрывается, лишь теряя власть над собой, одержимый одной страстью – победить.
Ему не хватало обезумевших, раскрасневшихсярож, обвинений в непорядочной манипуляции, суетливых клятв никогда больше неввязываться в подоночьи гонки, притворных заявлений, что игра наскучила, – аигра, живучая, как кошка, не позволяла применить дважды ни один прием.
Что делать? Читать вроде бы неприлично,наблюдать их – неинтересно, у них у всех было что-то с челюстью: одни с трудомрасклеивали рот, и когда это им наконец удавалось, оттуда не вылетало ни звука,Додик жалел их и бросал – стесняются, бедняги, оставь, не мучай; у других,наоборот, челюсть двигалась непрерывно, как щелкунчик со сломанной ручкой, новсегда вхолостую, мимо ореха.
После этих опытов он с особеннымнаслаждением возвращался домой. Как-то ночью нагнал на углу Лешу, спешащего стубусом. Отталкиваясь от стен, звук шагов, как в трубе, отдавался по переулку.Немного не дойдя до арки, Леша остановился, рассматривая качели.
– Все физические игры – кто дальше прыгнет,кто дальше плюнет – по ночам превращаются в умственные, – сказал Леша.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Додик,неуютно озираясь и пряча голову в плечи.
Еле видные в темноте, качели застыли несовсем отвесно, а чуть под углом, как будто наступление ночи остановило их вдвижении. Луна лежала дальше, в песочнице, освещая каждую крупицу – казалось,соли – на припорошенных бортиках. Додик поежился и сильней втянул голову вплечи. Пожалуй, Леша в чем-то прав. Каждый заброшенный снаряд: доска, однимконцом задранная в небо, черепахообразный дырявый каркас (ставишь ногу – а тамничего нет, – вдруг отчетливо вспомнил Додик где-то в низу живота), бревно (кактогда казалось, на чудовищной высоте), – в темноте каждый снаряд напоминалкакую-нибудь из любимых Лешей математических задач. Удав длиной с это бревноползет со скоростью света через две гильотины, расставленные на расстояниибревна и опускающиеся одновременно, через промежутки, равные временипроползания от одной гильотины до другой, – успеет ли удав (бревно)благополучно проползти через две гильотины? Или вот домик, на который пыталисьвзбежать с разбега, потому что, поставив ногу в окно, было слишком просто: естькомната длиной 27 метров, высотой 3 метра и шириной 4. На противоположныхдальних сторонах ровно посередине стены (на всякий случай поясняю, что серединабудет – два метра слева и два метра справа) на высоте одного метра от полаживет один клоп, а на противоположной стене, тоже на середине, но на высотеодного метра от потолка – живет другой. Они ходят друг к другу в гости, и на ихспидометрах расстояние всегда получается 30 метров. Однажды один клоп наелсяклопиного порошка и пошел в гости к товарищу, а когда дошел, то его спидометрпоказал расстояние меньше 30 метров. Вопрос: как шел клоп? Или совсем простая,специально для тебя: если вероятность случайного образования органическойклетки равняется вероятности того, что обезьяна пятьсот раз подряд без единойошибки перепишет Библию, сколько обезьян надо посадить переписывать Библию,чтобы довести вероятность одной переписанной Библии до 1 из 500? Леша открылтяжелую дверь в подъезд. Додик в последний раз обернулся, и от взгляда наувесистые очертания качелей его озарило: Леша имел в виду виселицу!
И опять играли, разнообразя фантами на все:на деньги, носильные вещи, кастрюльки, постели...
– Этому фанту – сказать то, чего я не знаю.А этому... стать другим. Измениться.
Как-то Додик продул всю обстановку, получивзадание совершить поступок.
Он сгреб Веру в охапку и поцеловал.
– Это не поступок, – бледнея от ревности,сквозь стиснутые зубы произнес Боб, – это фиглярство. Ты же не готов нести заэто никакой ответственности.
Додик подошел и дал Бобу по морде.
– И это не поступок, – веселился Леша. –Несамостоятельно: это ты поддался на провокацию.
Додик подбежал к окну и начал выворачивать