Страницы Миллбурнского клуба, 5 - Страница 38

Финал водевиля случился, когда Мюллер, сопяи перхая, в облаке своих запахов, медленно спустился со второй полки и объявил:

– А мне вот нравится эта, про журавлей.

И хрипло затянул редкостную ахинею:«Журавли прилетели, родная. Снова песнями сердце полно. Зажила моя ранасквозная, что вздохнуть не давала давно».

Патриоксизмы

Я вновь побывал в Перми три года спустя.Уже наступило время, когда вышеупомянутое «придется платить» разрешилось в«расплата пришла».

В августе 2014-го я приехал туда со всеммоим семейством, включая внуков. Мне стукнуло 70, и между всеми нами былорешено, что этот мой юбилей правильнее всего отметить с Дорой и Витей и ихобширным семейством. В самом деле, если уж юбилей, то вот вам моя настойчиваярекомендация: позовите-ка вы на юбилей свою няню. А еще лучше – поезжайтеюбилеить к ней. Что может быть комфортнее для ее и вашего душевного уюта?

Между тем к августу 2014-го кремлевские ужеобъелись власти и съехали с глузду. Разогрели патриотизм российских масс донебывалого накала, недоступного нормальному разумению. Взять, к примеру,размещенные в городах по людным местам пункты приема вещевых и продуктовых (!)пожертвований Донецку и Луганску. Или антиамериканскую туалетную бумагу…

Как тут не воспламениться патриотизмом?Непременно надо воспламениться. Вот они и воспламенились. И тотчас возмечтали оновых победах русского оружия. О победах! Значит, войны они уже не боятся.Память о войне в этих головах утрачена. Даже Афган, и тот стерся.

Воспламененные присутствовали и на моемпразднике. И меж моих друзей и родственников «крымнашисты» сыпали искры. Но всеж без оголтелости. Эта инфекция протекает в легкой форме, если пациентудовелось разглядеть настоящее лицо государства, и он приобрел иммунитет.

Их зять Сережа был иммунизирован Афганом.Голодным детством и безотцовщиной – Витя, отец которого сгинул на Финской. ИДора, носитель еврейской печали. Деревенская учителка 1950–60-х годов, онадоподлинно знает, что в тех деревнях ничего с тех пор не изменилось.

Тут уместно вспомнить один грустный эпизодиз истории молокан. В середине 19-го века Империя переселила тысячи этихсектантов на Кавказ. В течение двух поколений им пришлось нарабатывать новыйопыт выживания и хозяйствования. Последующее обновление опыта и связь поколенийвыполняли старейшины и пресвитеры. Они несли эту функцию наряду с общинными ибогослужебными делами.

Как эта цепочка оборвалась, рассказал Вася,мой рабочий-коллектор, белобрысый весельчак из молоканского села Астраханка(Азербайджан). В экспедициях 1970-х годов на Восточном Кавказе я обыкновеннонанимал рабочих в молоканских селах.

Согласно Васе, случилось это году в 1930-м.В село прибыл украшенный плакатами грузовик (редкий по тогдашним временамтранспорт), чтобы отвезти делегатов на Всекавказский съезд молокан. Старейшиныи пресвитеры, принаряженные, с расчесанными бородами, степенно расселись вкузове и отбыли. Больше их никто никогда не видел. Вскоре в село прибылимилиционер и парторг с чрезвычайными полномочиями. Так опыт молоканских предковбыл ликвидирован вместе с его носителями.

Память о войне 1941–45 гг. стиралась стольже методично. Были сжиты со свету миллионы инвалидов, отменены выплатыорденоносцам, уничтожены собрания документов вроде «Черной книги» Гроссмана,Эренбурга, запрещены военные мемуары. Не менее трех раз с 1946 по 1966 годывоенкоматы переписывали списки погибших, с уничтожением первичных и вторичныхдокументов.

Последний бастион памяти – памятькладбищенская – тоже был взят и разрушен. Уже летом 1944 года были ограниченысписки погибших на братских могилах. Приказы полковым похоронным командамгласили: «На могилах, в которых захоронено более 8–10 человек, надписи делатьтолько на 4–5 человек с добавлением "и другие"». В 1946 годусократили численность братских могил с сотен тысяч до 30 тысяч. Вражда складбищами завершилась в 1965-67 гг. ликвидацией большинства братских могил подпредлогом укрупнения захоронений.

Ныне почти не осталось на свете тех, ктовспоминает ту войну как личное горе, помнит имена погибших, тоскует и жалеет ихи себя. Уже и дети тех погибших – старые люди. Я убеждаюсь в этом, глядя насебя в зеркало.

Действительные цвета и запахи и звуки тойвойны начисто забыты. На зады народной памяти задвинуты горы погибших, ибездарные командиры, и смрад и кровавый сумрак того времени. В сознании людейпечали и трагедии замещены фальшивыми мифами, ритуалом и театрализацией вродераспития водки из жестяных кружек под черный хлеб.

Спору нет, придет время, наступит светлоезавтра, когда самый ядреный патриот будет отзываться о победах России хмуро и сгневом, как-то так: «Душегубы! Сказки… в гроб… их мать!» Если кто удивится, тополучит следующее разъяснение: исторический свой путь страна проделала не отпобеды к победе, а от поражения к поражению. Все ее тактические приобретенияобернулись стратегическими потерями.

– А Куликовская битва?

– И Куликовская битва! Сказки… мать!

Но в реальном настоящем кремлевскиепродолжают выковывать свои победы. О прошлом молчок, опыт на замок, губы накрючок, язык на гвоздок. Могилы заровнять, утрамбовать и полить патриотизмом,чтоб ничего не выросло. Теперь берем их, молодых–простодушных, под уздечку иведем на бойню без помех…

Вот потому я и взялся восстановить память овоенных событиях, которые касаются меня и моей семьи. В рассуждении того, чтовосстановление или сохранение частной памяти о войне – это общественнонеобходимое дело. Столь же необходимое, как лечение инфицированных и вакцинация